Синхронность общественных процессов в Латвии и России завораживает. Однако за внешней похожестью часто скрываются не менее интригующие различия.
Разница огромная – в свободе политической деятельности и, как следствие, в развитости партийной конкуренции и парламентской демократии. Латвия ест свою жилистую дворнягу на политических интригах, скандалах и красных линиях. Россия, законсервировав на 20 лет самодержавие (заимствую модный термин) и даже приумножив его за последние 11 лет, к своему волкодаву еще не приступала.
Я замечаю в высказываниях и дискуссиях российских интеллектуалов на этот счет некую наивную веру, что стоит самодержавию допустить побольше партийной жизни в стране и дискуссий в парламенте, как все как-то само и устаканится.
В одной недавней дискуссии на Эхе Москвы, известный российский экономист Евгений Гонтмахер говорит о некоем «коалиционном» правительстве во главе с Медведевым, на которое, по мнению Гонтмахера, Путин просто вынужден будет пойти. «Коалиционным» это правительство будет только потому, что в его состав будут допущены люди из других партий. И тогда, по мнению многих мной высоко уважаемых российских интеллектуалов, в России будет правительство «как в Европе» – там же коалиции. 🙂
Просто у России нет не одного дня опыта многопартийной парламентской демократии. И это, как видно, не просто слова или констатация очевидного. Это еще и нечеткое представление о коалиционных правительствах. Коалиционное правительство не бывает без коалиции.
А коалиция формируется партиями – в развивающихся и нестабильных демократиях, как Латвия, – на основе результатов выборов или – в стабильных и ответственных демократиях – на основе идеологической совместимости и поддержке конкурентных политических предложений.
Как в менее, так и в более развитых демократиях коалиция создается самими партиями, их лидерами, путем долгих, иногда мучительных, переговоров до и после выборов. Этот процесс не нуждается в чьих-то разрешениях и в предложенных сверху премьер-министрах.
Таким образом, коалиционное правительство не может быть кем-то – Путиным – «допущено», потому что «у нет другого выхода». И глава коалиционного правительство, глава коалиции, не может быть заранее известен.
Собеседник Гонтмахера хоть и верно замечает, что в разрешенном «коалиционном» правительстве должны участвовать только избранные в парламент партии, но тут же переходит на поиск отраслевых специалистов в этих партиях – тех, кто мог бы занять министерские посты в «коалиционном» правительстве.
Заблуждения по поводу профессиональности министров характерны и для парламентских демократий с 20-летним стажем. И в Латвии не мало тех, кто считает, что профессионализм политика должен быть не в политике, а в той отрасли, которой он пару лет руководит. Что министр здравоохранения должен быть главврачом страны, а министр, скажем, транспорта – главным шофером.
Министр – прежде всего политик, а не чиновник, и его профессиональность должна быть в политике, а не в отрасли. Министр должен видеть и определять стратегические цели своей отрасли и нести политическую ответственность перед обществом за достижение этих целей.
Судя по всему, Гонтмахер со своим собеседником обсуждали нечто вроде «радужного» правительства – временного правительства «национального единства», инструмента выхода из глубокого политического кризиса.
И в этом российские интеллектуалы правы. В России действительно сложился политический, или правильнее – конституционный – кризис.
Если Путин не допустит, а им назначенный чиновник не возглавит, то и не будет никакого «коалиционного» правительства пусть даже и без собственно коалиции. Путин не допустит, а премьером будет назначенный им чиновник. Потому что партийную жизнь и парламентскую демократию в России не допускает ее конституция.
Тема необходимости пересмотра конституции, прежде всего в сторону отказа от монархического характера президентской «республики», тема самодержавия как главной причины социально-политической отсталости России стала широко обсуждаться в интеллектуальных кругах.
Ясно, что без ограничения, а еще лучше ликвидации самодержавия Россия не увидит ни партийной конкуренции, ни коалиционных правительств.
Конституционный кризис в России стал следствием несоответствия путинского режима задачам, стоящим перед российским обществом. Это урок во многом и для нас в Латвии.
Можно предположить, что ранним стадиям накопительного капитализма или переходного общества больше соответствует авторитарная форма управления государством и обществом. Она ограничивает «излишний» политический плюрализм, прежде всего популизм, и позволяет сфокусироваться на главном – создании благоприятных условий развития экономики. Благодаря быстрому принятию необходимых решений без увязания в бесплодных дискуссиях и политических интригах. Хотя бы потому, что общественное обсуждение законов в переходном, малообеспеченном обществе с низким уровнем политической культуры в отсутствие традиций гражданского участия не принесет никакой пользы и будет пустой тратой драгоценного времени.
Это в общем-то действительно не далеко от истины. В конце концов, есть успешные примеры в Восточной Азии (правда, все более-менее одной культуры).
Однако наш опыт – и в России, и в Латвии – говорит скорее о другом. Не об успехе экономических преобразований, не о создании мощного фундамента инновационной экономики, создающей прибавленную стоимость, необходимую для укрепления благосостояния граждан. Наш опыт свидетельствует о том, что гораздо большей опасностью в сравнении с некомпетентностью общества оказывается некомпетентность элиты.
Двадцатилетний опыт как России, так и Латвии показывает, что ранние стадии развития капитализма в обществе, находящемся в транзите от режима тоталитарного двоемыслия к политическому либерализму, не только не в состоянии обеспечить высокое качество элиты, но фактически гарантируют обратное – политическую некомпетентность и коррупцию.
Некомпетентность и неэффективность государственного управления, политическая коррупция, неравенство и правовой нигилизм – это данность нашего переходного общества, имеющая под собой глубокие нравственные проблемы. Это данность, которую нельзя отменить, как нельзя отменить то, что день сменяется ночью, а лето осенью.
Само по себе это вовсе не означает, что с данностью нужно мириться. Нравственные проблемы необходимо искоренять. Только таким образом мы в Латвии сможем преодолеть свою, как нации, отсталость (хронические последние места в Европейском союзе), неконкурентоспособность (отсутствие крупных индустриальных и инфраструктурных инвестиционных проектов), бесперспективность в собственных глазах (массовая иммиграция).
Российские митинги в декабре как реакция на наглую фальсификацию результатов выборов – это замечательное подтверждение того, что с данностью нельзя мириться. Что рано или поздно в обществе созревает неприятие уродства низкокачественной элиты и естественное стремление восстановить попранные моральные ценности – честности и законности, человеческого достоинства, уважения и справедливости.
Законсервированное самодержавие лишило Россию конституционных способов решения этих естественных, но 20 или 10 лет назад не столь очевидных проблем. Именно это и является главным содержанием конституционного кризиса несоответствия форм и содержания в России четвертого срока Путина.
Для нас в Латвии урок состоит в том, что парламентская демократия и политическая конкуренция – это самое дорогое завоевание независимости и политических реформ. Парламентская демократия и политическая конкуренция – это то, что мы ни в коем случае никому не должны позволять ограничить.
Пусть парламентская демократия и политическая конкуренция и не дает немедленных ответов на все вопросы и не гарантирует качество элиты, демократия и конкуренция являются единственными гарантами регулярной смены власти конституционным, мирным путем. В этом главный урок российской зимы 2011 – весны 2012 для Латвии.