Несколько цитат из Дмитрия Быкова (Особое мнение на Эхе Москвы, 10 сентября). Он восхитительно точен в ключевых, стратегических деталях:
«Парадокс-то печальный заключается в том, что в России как раз элита – самая лучшая кузница для революционного класса. В сапожники знать захотела. Разговор о нашей знати велся со времен декабристского восстания. Почему-то только у элиты и только у людей с деньгами и возможностями в России есть развитое чувство собственного достоинства. Это чувство отказывается мириться с теми унижениями, с которыми охотно и привычно мирится большинство. Ничего не поделаешь: в стране, еще недавно отменившей крепостное право, это очень живо.»
Еще раз подчеркну: «отказывается мириться с теми унижениями, с которыми охотно и привычно мирится большинство».
Большинство в таких странах как Россия или Латвия всегда дико. Да, конечно, в силу исторических причин. А исторические причины в силу каких причин? Риторический вопрос, который не оставляет в покое, как зубная боль. А, может, не риторический? Может, на него нет только политически корректного ответа?
Большинство всегда невежественно. Если его не загонять в школу, не бубнить прописные истины по телевизору с утра до ночи, оно с гиканьем возвращается в каменный век, в стадо, где в споре между дикостью и еще большей дикостью побеждает людоедство.
Неточная цитата из звонка слушательницы в Krustpunkti на Латвийском радио в связи с окончанием суда над Pussy Riot:
«Не могу не высказаться по этому поводу, у меня мама православная. Эти дамы законы их главные православные законы нарушили. У них же алтарь – святое место, туда женщине вообще нельзя! Во время менструального цикла в церковь нельзя! Без платка нельзя!»
Даже в глубоко эмоциональном, идущим от сердца, порыве человек не забывает прикрыться, спрятаться – на этот раз за «православную маму». Это не я такая деревянная, это они, православные, то есть моя мама, такие дикари-традиционалисты, – поэтому их дикарские «законы» лучше уж как-то уважить, а то еще сожрут заживо. Мама, она такая! Узнает, что кто в церковь во время менструального цикла, – так того, может и голову откусить…
Вот так рождается тупорылый фундаментализм. Из суеверий, страха перед страшилищами под кроватью. Известный факт: подчиненное, униженное положение, второсортность женщины в традиционалистском мусульманском обществе на практике поддерживается самими женщинами. И тем, что они безропотно принимают крокодильские традиции, и в том, что на страже этих традиций стоят прежде всего сами матери и свекрови, сами в свое время прошедшие через унижение и «обрезание» своего человеческого достоинства в молодости.
Вот слушательница из уважения к своей православной маме уже готова хоть сегодня надсмотрщицей в лагерь для перевоспитания женщин, забывших, чего им нельзя. Сначала про менструальный цикл, платок и алтарь. Потом про место женщины в семье и
обществе. Потом про то, что женщина в общем-то и не человек…
Не хочу идти дальше в этой цепочке, это не интересно. В парадигме невежества и дикости можно запросто дойти до абсурда. Это был лишь пример. Фундаментализм, как
организованная дикость, рождается не только из страха, но и из скудости духа, безволия, эгоизма и зависти – из безнравственности. Дикость безнравственна. Дикость – одно из проявлений скудости духа.
Вот таково большинство. Тут гордиться-то нечем, получается. Ясно это было давно, но
предметно назвать вещи своими именами удается не всегда.
Еще из Быкова – о достоинстве:
«Как говорил Окуджава когда-то, лучший революционер тот, у которого нет имущественных мотивов. Я не думаю, что у декабристов были имущественные мотивы. У них было чувство собственного достоинства, у людей, которые, так на минуточку, победили Наполеона, а потом не смогли победить Аракчеева. Им надоело быть пешками. Им активно не нравился поздний Александр, потому что они помнили свободу и дух равенства при раннем Александре. Они умели с солдатами разговаривать, они не воспринимали их как фигурки деревянные. Поэтому у них было какое-то чувство собственного достоинства, которое им жаль было отдать.»
Две стороны достоинства – самоуважения – рядом, бок о бок, неотделимы. «Им надоело быть пешками» и «они не воспринимали солдат как фигурки деревянные». Если ты вдруг принимаешь решение начать уважать себя, ты не столько полезешь с кулаками на того, кто задел твое достоинство, сколько поймешь, что сопереживание, сочувствие и симпатия к более слабому поможет тебе сохранить и укрепить собственное достоинство лучше любых кулаков. Скорее всего, потому что более достойно ты будешь выглядеть в глазах своего самого беспощадного судьи – в собственных глазах.
Переживать за православных, что их им таки не удалось никого в религиозном экстазе сжечь на костре, – это как-то с самоуважением не вяжется. Это скорее из разряда «воспринимать их как фигурки деревянные»: дикие, мол, тупые – что с них взять, вона в мечети бы, а? чё бы с ними сделали, а?
Нет, это называется презрение, высокомерие, откровенное неуважение. Как я уже сказал, большинству гордиться нечем. Быть с таким большинством или не быть, быть дикарем или не быть – вечный выбор. Он есть всегда. Сделать его никогда не поздно и никогда не рано. Сделать свой выбор всегда можно.
И, наконец, самое поразительное на мой взгляд откровение в этом интервью с Дмитрием Быковым – о совести. Признаюсь, ради этой цитаты я затеял весь пост в блоге:
«Очень печальная закономерность в России, что львиная доля (..) оппозиции – это литераторы либо люди творческих профессий. Вообще это не их дело (..) Но почему-то так получается, что совесть осталась, в основном, у тех людей, для которых она является рабочим инструментом. Если вы ощущаете себя трусом, вы стихов не напишете, фильмы не снимите, картину не сделаете хорошую. Если вы все время себя ненавидите за подлость и конформизм, вы не сможете каждое утро садиться к столу и писать роман просто потому, что вам противно будет смотреть на себя.
«Поэзия – сознание своей правоты», – сказал Мандельштам. Если у человека нет этого сознания своей правоты, он может стать конформистом, трусом, подонком, кем угодно. Но художником он быть не сможет. Вот, поэтому так много в рядах этой оппозиции творческой интеллигенции. Это Акунин, это Парфенов, это Улицкая, это масса народа, которого я могу перечислить, вплоть до самых молодых, там, в диапазоне от Дзядко до Кашина.»
Чуть сократил, но не смог удержаться от соблазна процитировать от души, и со вторым абзацем, и со всеми фамилиями людей, заслуживающих всяческого уважения.
Да, чистая совесть окрыляет, без осознания своей правоты не бывает чистой совести. Похоже, правда, что вполне бывает наоборот. Можно от всего сердца, вполне себе искренне желать сжечь кого-нибудь на костре или биться в конвульсиях по поводу непокрытой головы и менструального цикла. Имеет ли это отношение к совести? Нет, конечно. Дикость не имеет отношения к совести. Даже очень искренняя. Дикость по определению бессовестна.
Совесть «осталась» у творческих людей, говорит Быков, подразумевая, что когда-то она была и у кого-то еще. Была ли? Я не к тому, что все остальные бессовестны. Я к тому, что творческим человек может быть не только в искусстве, или правильнее сказать: творческий человек может заниматься искусством в любой сфере (в меру ее предрасположенности, конечно).
Я к тому, что у тех, кто сегодня принимает политические решения, может, этой совести никогда и не было. Просто потому что они происходят, они пришли в политику из сфер, где совести нет. Из большинства. Или, например, из бандитов, или из мошенников. То есть дикари, бандиты, мошенники – во власти, в элите. То есть именно они и являются трендсеттерами, за которыми идет большинство. Мошенники и бандиты – конечно, не большинство. Они, воспитанные в дикарстве и безнравственности, просто превзошли своих бессовестных учителей. Мошенники и бандиты – это представители большинства с тюнингом, с сержантскими нашивками, это «лучшие жители города».
Отсутствие интеллектуалов во власти, в политике – острая проблема и для Латвии. Я касался ее и раньше, но Быков помог взглянуть на нее свежим взглядом. Это действительно системная проблема и следствие засилья безнравственности в элите и обществе. Интеллектуал в моих глазах – человек творческий, которому его совесть, его природа не позволит не творить. Прежде всего, я думаю, в слове.
Поэтому показательным для меня является то, кто и сколько в политической среде публикует свои мысли. Было немало тех, кого я отношу к интеллектуалам в латвийской политике, кто, например, вел блоги, а потом перестал. Это плохой знак.